Читать интересную книгу До встречи в раю - Наталья Сазонова

История с Ильей и его картинами начала потихоньку забываться, жизнь вошла в свое русло, сны больше не мучили. Я безумно устала в тот день, было уже очень поздно, когда я подошла к своему дому. Очень хотелось встать под теплый душ, чтобы смыть с себя всю усталость и проблемы дня. Неожиданно от дерева отделился силуэт мужчины и направился в мою сторону. Человек оказался в зоне света фонаря.

– Илья? Как ты меня нашел?

– У меня свои источники, которые я не сдаю. Но, честно говоря, это было не очень сложно.

– Что, больше никто из посетителей не входит в твои картины? – довольно холодно поинтересовалась я.

– Честно говоря, я почему-то так и подумал, что ты увидишь во мне лишь человека, изучающего феномен моих картин. Но я ведь просто человек, творческий, интересующийся, где-то бесшабашный, любящий приключения и вообще всё новое.

Илья так трогательно и даже забавно смотрел на меня своими голубыми глазами, что я вмиг оттаяла.

– А почему твои глаза все время меняют цвет?

– Я такой с рождения, какая-то аномалия, как и вся моя жизнь.

– Я очень устала. Если ты не из пугливых, приглашаю тебя подняться в мою «берлогу».

– А что там у тебя? Музей сушеных тараканов? Или кровь всех твоих поклонников, разлитая по пробиркам и подписанная, дабы не забыть? Я готов дать тебе немного своей.

– Фу, Илья, что за странные мысли живут в твоей голове? – я сделала вид, что рассержена, но на самом деле я просто обожала его «черный» юмор. Наверное потому, что сама так шутить не умела, смелости не хватало. А он был как бы вне рамок и границ.

– Просто у меня бардак. Это ведь у замужних дам везде красивые вазочки с цветами, скатерки и всегда пахнет чем-то вкусным. А я даже кота завести не могу, так как он повесится от скуки и одиночества, да еще и записку оставит: «В моей смерти прошу винить Арину П.»

– Ты еще мою мастерскую не видела. Я иногда оттуда неделями не выхожу.

– А кто же тебе еду приносит? Или ты суши заказываешь?

– Жена. Она, кстати, восхитительно готовит.

Мы уже поднялись на мой этаж и стояли у двери. Да, Илья никогда не перестанет удивлять меня. А чего я собственно ждала, что такой красивый, умный и талантливый мужчина будет жить один и общаться только со своей Музой. Да и вообще, я ведь всего лишь подопытная мышь. Он и своей жене, наверное, так и рассказал про меня: «еще одна сверхчувствительная нашлась. Скоро будет музей „входящих“ в мои картины». Я и сама не поняла, почему это так больно меня задело, ведь мы виделись всего один раз. Как всегда в таких случаях, я обворожительно улыбнулась и, как ни в чем не бывало, сказала.

– Добро пожаловать в мою скромную обитель.

В моей полупустой квартире в углу были свалены журналы по фотографии, по стенам были развешаны снимки, которые я считала шедеврами и мечтала когда-нибудь сделать хоть что-то похожее.

– Очень уютно. – сказал Илья и принялся внимательно изучать мои любимые шедевры.

– Это ты снимала?

– Если бы… Если бы я сделала хоть пару таких снимков, я бы уже могла спокойно умереть.

– Да, что-то в этом есть…

– Вот это что-то и нужно уловить. Это магия.

Я оставила Илью за внимательным созерцанием, а сама отправилась в душ. Выйдя, я спросила.

– Кофе, чай, виски, бренди?

– Минералки, если можно или сок.

– Надо посмотреть, что есть в моем холодильнике. Иногда там бывает только повешенная мышь.

– Жареные мыши – это экзотика. Я сам часто перебиваюсь ими.

– Ура! Есть сок, апельсиновый. И даже лед есть.

– Напиток богов. Амброзия.

Илья был на удивление неприхотлив. Он расположился на моем вылинявшем ковре, потягивал сок и с интересом листал журналы. Мир фотографии был для него «терра инкогнита».

– Хочешь, как-нибудь поснимаю тебя.

– Я плохо получаюсь на фотографиях.

– Да ты что, я редко встречала такие удивительные лица, в тебе столько загадки, твой взгляд постоянно меняется и излучает все оттенки эмоций. Ты просто уникальный.

– Я уже покраснел до кончиков ушей. Уже давно никто так не сыпал комплиментами в адрес моей персоны. Я думал, что это пререгатива мужчин – осыпать женщин томными словами, убаюкивая их внимание.

– Я это как фотограф говорю. Просто у тебя лицо интересное, а уж я их немало повидала, поверь мне.

– Хорошо, согласен. На самом деле у меня всего-то фотографий десять наберется, никогда не любил лезть в кадр. Но нужно же что-то внукам будет показывать, где я молодой и красивый, а то они будут думать, что я всегда был седым и старым.

– Хорошо, я придумаю что-нибудь особенное, чтобы соответствовало твоему внутреннему миру.

– Ну, мой внутренний мир очень обширен и богат. И тебе придется провести много дней «у ног учителя», чтобы тебе приоткрылся мой внутренний мир.

– Я готова. Уверена, что меня захватят истории из твоей жизни, твои мысли, твои ощущения, твои сны.

– О, о моих снах можно написать целую книгу. Почти все они очень яркие, живые, как погружение в другие миры. Просыпаясь, я помню всё до мелочей. Собственно из-за них я и стал писать свои картины. Мне хотелось, что бы кто-то тоже увидел мои сны, вошел в них, почувствовал то же, что чувствую я, а иногда это настолько сильные и волнующие чувства, что я несколько дней нахожусь под их впечатлением. Но чувства невозможно передать словами, невозможно узнать, что чувствует другой человек – язык слишком беден. Да и картинами тоже не всегда удается. Но…. я делаю всё, что в моих силах. Это просто острое желание поделиться, это единственный способ, доступный мне. Наверное, музыка наиболее могущественна в передаче чувств, но к моему великому стыду – у меня даже слуха нет.

– У тебя есть другой дар. – едва слышно произнесла я. Мы так мило болтали, но я чувствовала, что разговор всё равно зайдет о картинах. Слишком уж яркое и неизгладимое впечатление они производили, во всяком случае, на меня.

– Я много ночей видела образы из твоих картин, слышала звуки, чувствовала запахи, даже прикосновения. Эти образы преследовали меня даже днем. А ведь я видела только две твои картины.

– Значит, ты больше не была на выставке…

– Илья, я чувствовала, как мой привычный мир рушится. Мне казалось, что я схожу с ума. Ты ведь сам говорил, что таким, как я надо постепенно входить в твой мир, иначе могут быть необратимые последствия.

– Знаешь, а я ведь пишу самые обычные картины: пейзажи, натюрморты, портреты. Портретами, кстати, зарабатываю себе на жизнь. Для богатых людей фотография – это слишком простое, приземленное. Им подавай портрет, в золотой раме, которым они украсят холл своего огромного дома и будут показывать многочисленным гостям. Вот так всё прозаично, я лишь художник, обслуживающий прихоти богачей, я внимательно слушаю их наставления и указания, а затем исправляю и вымарываю то, что им не понравилось. А эта выставка, так, для души… На ней собрались те, чьи портреты я писал. Они, конечно, не поняли, не вошли, некоторые лишь брезгливо передернули плечами. А мне все равно, здесь – я настоящий, я не марионетка, которая по их прихоти двигает ручками и ножками, рисует их сальные и пошлые лица, превращая их в более человеческие и благообразные, открывает рот только тогда, когда это нужно. Например, чтобы посмеяться над совсем несмешной шуткой, или отвесить комплимент хозяйке.

– А твоя жизнь – не сахар…

– Ну что ты, многие менее удачливые сокурсники, завидуют мне черной завистью. У Домашева столько заказов, он вращается в таких кругах, у него и слава, и деньги. Даже персональную выставку себе может позволить.

Глаза Ильи становились все более серыми, почти черными. Я никак не могла привыкнуть к этой особенности. Словно передо мной был уже совсем другой человек.

– А то, что Домашев, как проклятый, пишет эти лубочные портреты, месяцами не выходя из мастерской. То, что лучшие его годы уходят на эту халтуру, чтобы его семья ни в чем не нуждалась. А что я скажу Богу, когда приду ТУДА, мол использовал свой дар для улучшения условий своей жизни. А где те картины, ради которых я родился? – Илья так сжал руки, что они побелели, я думала, что сейчас он или зарыдает или начнет истерически хохотать. Атмосфера наэликтризовалась, и я попыталась как-то смягчить его диалог.

– Но ты же пишешь, я видела твои картины. Они невероятны, они так сильно воздействуют.

– Это капля в море, Арина. Я мог бы больше, лучше. Но мои картины никому не нужны и неинтересны. Я творю ради таких, как ты. Но если бы я писал только их, я бы умер с голоду, да и вся моя семья.

– Но ведь многих художников признали после смерти.

Илья очень долго смотрел на меня, а потом начал смеяться как сумасшедший. Он катался по полу, и, кажется, даже плакал от смеха.

– Арина, ты неисправимая оптимистка. Тебе надо быть психологом. Ты заряжаешь людей просто невероятной уверенностью в своих силах. Где ты этому научилась?